Договорить он не успел. Червь, контролируемый Джо, проник в биопорт и вызвал перегрузку интерфейса. Казимир наклонился, едва не упав, но Саммерс успел его подхватить.
— К номеру, Джо, — скомандовал Юрген вслух и мысленно одновременно.
Лифт остановился. Саммерс и Бергер при помощи БАРа оттащили Войтовича в номер. Внутри кабинки остался только Грин, который сразу же, как только Казимира вынесли из лифта, продолжил спуск к ресторану.
Внизу находился еще один охранник Объединения в штатском. А может, и не один. По крайней мере, так предполагали детективы. Нужно было перестраховаться. Поэтому Грин в обличии Войтовича отправлялся в ресторан, где должен был заказать излюбленные блюда подозреваемого.
Чего боялся Адам — так это что агент Объединения внизу окажется считывателем. Если он сможет понять, что Войтович — самозванец, операция будет провалена.
Поэтому Грин, стараясь не смотреть никому в лицо и немного ссутулившись, чтобы скрыть разницу в росте, направился за зарезервированный Войтовичем столик.
В альмунийском клубе «Восток» все было по старинке. Лучи прожекторов, просвечивающие сквозь толпу, официанты-БАРы, сделанные под красоток в обтягивающих псевдокожаных костюмах. Никаких нынче модных танцоров-модификантов на потолке, никаких искусственных напитков, никаких голограмм, — все как несколько сотен лет назад — верхний ярус уставлен столиками из псевдодерева, нижний — танцплощадка и небольшая сцена.
Но главное — музыка.
Большинство музыкантов двадцать пятого века не догадывались, что значит словосочетание «музыкальный инструмент». Им его заменял так называемый творческий коммуникатор — живой, можно даже сказать, разумный организм.
Музыканты, да и не только они, а и художники, писатели, композиторы, люди любых творческих профессий, пользовались именно им. Подключившись к коммуникатору, они посылали свои мысли, а тот приводил все это в вид полноценного произведения искусства. Так работали музыкальные группы. Так писались книги, особенно в соавторстве, когда мысли творцов смешивались воедино и выплескивались в совместном мыслепотоке, создавая новое творенье.
Но не здесь. «Восток» получил славу клуба истинного творчества. Днем в нем собирались работавшие по старинке художники и писатели, а вечером давали концерты музыканты. С настоящими инструментами, с настоящим вокалом, с настоящей энергетикой. Причем музыка шла на динамики, а не как принято сейчас — в мозговые интерфейсы слушателей.
Было в этом что-то дикое, первобытное, можно даже сказать, грязное. Но ценители подлинного искусства не перевелись, и клуб всегда был переполнен.
«Альфа Центавра» — такое название носила рок-группа, выступавшая сегодня. Длинноволосый солист, коротко стриженая девушка с гитарой и модификант с поросшим шерстью телом и четырьмя руками за барабанной установкой. Плюс отдельно нанятые басист и клавишник.
Мало какая из групп, играющих так называемую «настоящую музыку», могла собрать полный состав, поэтому клуб держал наемных исполнителей, которые благодаря спецпрограммам могли заменить любого недостающего члена коллектива.
Бешеная толпа внизу ни на миг не успокаивалась: она бушевала, словно море в непогоду — прыгала, подпевала, кричала, пыталась дотянуться к музыкантам.
Солист орал в микрофон, почти срывая горло, барабанщик всеми четырьмя конечностями отстукивал ритм, пальцы гитаристки ни на секунду не унимались.
Тексты песен затрагивали тематику того, от чего человечество отказалось: путешествий в Космос, достижения далеких звезд, встреч с внеземными цивилизациями. Здешняя публика просто обожала подобные темы, а после концерта обычно размышляла за кружкой пива о том, правильный ли путь выбрала человеческая раса.
Очередная песня закончилась, и группа под шум вскриков и аплодисментов покинула сцену. Их место заняла стриптизерша. Тоже человек, а не БАР. Роботов здесь терпели исключительно в качестве официантов. И то только из-за понимания того, что ни один человек в здравом уме не согласится на подобную работу.
Несмотря на оформление клуба под двадцать первый — двадцать второй века, гримерка была вполне современной. Пульсирующий очиститель воздуха на потолке, голографические стены, которые активировались стеснительными музыкантами при переодевании, кресла-шары, подстраивающиеся под форму тела, зеркальный пол, в котором каждый вместо своего отражения видел того, кто находился рядом. Даже ненавидимый здесь творческий коммуникатор пылился в углу.
Солист Дэн Краусс вошел в гримерку первым, одновременно подкуривая сигарету и расслабляясь. Но когда он увидел маленького человечка, сидевшего в одном из кресел, довольное выражение моментально покинуло его лицо.
— Кто вас сюда пустил? — прикрикнул он. — Выйдите отсюда!
— Я по поручению Майруша, — медленно и четко сказал тот, и Краусс сразу понял кодовую фразу. Впустив двух своих коллег-музыкантов, он закрыл дверь, осмотрелся.
— Нас не слушают? — поинтересовалась девушка гитаристка, которую звали Маргарита Козловская, но вместо длинного труднопроизносимого славянского имени она предпочитала сокращение Марго. Из-за любви к естественности она отказалась от модификации на уменьшение потовыделения, поэтому на её бледном лице виднелись огромные бусины пота.
— Нет, я все проверил, — буркнул Дэн.
Третий член группы Элайджа Флинн молчал, медленно втягивая в тело нижнюю пару рук. У него, в отличие от детектива Лишера, вторые руки прятались и активировались только во время выступления. Или во время боя.